ЛУННАЯ ДОРОГА

 

Поздним январским вечером Анна возвращалась с евангелизационного собрания домой. Узкие, как будто застывшие от промозглого холода улицы немецкого городка, были пустынны. Только изредка, около ярко освещенных витрин кафе и ресторанов, мелькали темные фигуры людей. Громады домов, в желтоватых огнях окон, торопливо скользили за стеклами машины. У привокзальной площади она притормозила, так как вспомнила, что обещала сыну купить хрустящих картофельных палочек.
Остановившись на площадке для парковки, Анна неторопливо вышла из автомобиля, поежилась от порыва ветра, посмотрела по сторонам и в этот момент у ступенек, сбегающих от вокзала к площади, увидела женщину в коричневой куртке, стоявшую, понурившись, под фонарем на автобусной остановке. Что-то в облике женщины показалось ей знакомым. Анна тут же отбросила эту мысль, рассмотрев получше ее лицо. Незнакомке на вид было лет сорок; крашенные волосы волнами сбегали к полной шее – изможденное, с бороздками морщин лицо. Под левым глазом синел свежий кровоподтек. «Она из бывшего Союза», – подумала Анна, ни минуты не сомневаясь в своем заключении. Неуловимый отпечаток на лице, осанке, в мимике и жестах, как клеймо, выдает терпеливому наблюдателю информацию о том, откуда приехал человек.
Анна быстро сделала покупки в небольшом магазинчике при железнодорожном вокзале и, выйдя на площадь, направилась к машине.
– Извините, вы мне не подскажете, как добраться до города Н., – виновато улыбаясь, на ломанном немецком спросила женщина Анну, когда та проходила мимо автобусной остановки.
Что-то кольнуло в сердце. «Этот голос, такой знакомый голос...»
– Я еду туда. Хотите я вас подвезу?
– Может, мне лучше на автобусе... – замялась женщина, лицо ее приняло еще более виноватое выражение. – Знаете, у меня нет денег на такси.
– Я подвезу вас бесплатно, – переходя на русский, сказала Анна.
– Правда? – произнесла женщина на русском языке и по-детски зарделась. – Ах, как хорошо вы говорите на немецком... Я бы с роду не подумала, что вы тоже из нашего брата, из переселенцев...
– У вас есть вещи? – посмотрев на ручные часы, спросила Анна. Дома ее ждал сын, и она торопилась.
– У меня ничего нет, – виноватое выражение опять скользнуло по губам незнакомки и исчезло. – Я так, налегке.
– А я было подумала, что вы поездом приехали, – направляясь к машине, заметила Анна. – Вы знаете, наши люди – всегда с поклажей в дороге.
– Мне это знакомо, – немного неестественно рассмеялась женщина. – Это в целях экономии, покупаем, что подешевле, да и продукты в дороге не помешают.
Анна уселась за руль, поправила заученным движением светлые длинные волосы, платок, завязанный на шее, посмотрела внимательно на сидевшую рядом женщину и сказала:
– Давайте, что ли, познакомимся. Меня зовут Анна.
– Катрин. Но вы меня Катей можете звать... как в России.
Горячая волна пронеслась по всему телу Анны. Она догадалась, кто эта попутчица. Но тут же отбросила эту страшную для нее догадку в трудно проходимые буреломы памяти. «Не может быть! Нет, этого не может быть!» Дрожащими пальцами она прикоснулась к лицу и сказала женщине:
– Я помолюсь перед дорогой.
Попутчица устало кивнула головой и сидела какое-то время, не шевелясь. После молитвы Анна успокоилась и, стараясь не смотреть в сторону Кати, плавно тронула автомобиль с места.
– Как я вам благодарна, – сказала через несколько минут молчания женщина. – Вы знаете, мы совсем недавно приехали в Германию, и я тут ужасно плохо ориентируюсь... Она на короткое время замолчала и вдруг добавила:
– Меня муж избил. И уже не в первый раз... Ну, я и ушла, куда глаза глядят. Но вы не беспокойтесь, в городе Н. у меня живет знакомая, я у нее переночую.
Крупные слезинки покатились по ее щекам, женщина громко всхлипнула и, порывшись в кармане куртки, достала начатую пачку сигарет, бездумно повертела ее в руках и сунула опять в карман.
«Она еще и курит», – брезгливо подумала Анна и повернула машину в сторону от главной дороги – к открытому шлагбауму. Машину легонько затрясло на неровной, вымощенной серого цвета булыжниками, дороге.
– Мы поедем через лес, – пояснила она, – через военный гарнизон. Этот путь короче.
Попутчица закивала головой в знак согласия и, шмыгая носом, продолжила свою исповедь:
– Мне от него еще в первый год надо было уйти, как мы сошлись. Мы с мужем моим долго не расписанные жили. Но я все думала: стерпится – слюбится. Все терпела, все прощала. А потом уж и брак зарегистрировали. Теперь куда я от него... Пьет он сильно, ну, а как себя нетрезвые мужики ведут, сами знаете... Жили мы первый год в Перми, большой город, старинный, пыльный и грязный сильно. В деревянном бараке горевали, одна комната, без удобств. Да в городе – это что, в городе такая комната – целое сокровище! Нам многие завидовали; Виктор мой, человек был военный – лейтенант, ему по службе квартира положена.
Анна задрожала всем телом. От страшной уверенности уже некуда деться. Все, что рассказывала женщина, было неизвестным ей продолжением той истории, которая началась более 20 лет тому назад.
Выглянула полная луна. Прямая, как стрела, булыжная мостовая бежала через лес, фары машины высвечивали по сторонам огромные деревья; они, как сказочные герои, растерявшие свои наряды великаны, неслись навстречу машине, пропадая, растворяясь позади в лунном свете. Чуть дальше от дороги рощицами росли зеленые сосны, под ними, местами, белели островки снега. Рыжей молнией пронеслась через дорогу лиса.
«Мы тогда шли по лунной дороге», – с тоской вспоминала Анна и, резко остановив машину, не узнавая собственного голоса, произнесла:
– Мне что-то душно, я на минуту окно открою.
– Ой, как хорошо. Я выйду покурю, ладно?
Анна ничего не ответила, ее мысли были далеко...
– Знакомься, Виктор. Моя лучшая подруга, Катя, студентка, между прочим. Влюбленными глазами молодая девушка смотрела на своего жениха – статного черноволосого парня в военной форме. Анна пришла на свидание с Виктором, чтобы познакомить его со своей подругой, которая, приехав из города по ее приглашению, должна была стать свидетельницей на регистрации их брака.
Где-то на другом конце села гуляла озорная гармонь. Летние сумерки, разбавив жар душного дня прохладным, игривым ветерком, окутали поля, плодовые деревья, дома, всю долину серым, прозрачным покрывалом. Полная луна, купаясь в быстром потоке воды – шумной горной реки, тускло освещала дорогу, ведущую к темным склонам гор.
– Очень приятно, – сказал Виктор и подал Кате руку. Потом они долго шли втроем, болтая о всякой всячине, о чем Анна не помнила, так как грудь ее была наполнена воздухом счастья, и с каждым вздохом она была все ближе, ближе к завтрашнему дню.
Беременность, о которой она ему пока не сказала ни слова, беременность, которая ей не давала покоя, - утром, с наступлением нового дня, должна завершиться длинным-предлинным счастьем совместной жизни с отцом этого ребенка.
«Я скажу ему все завтра. Все завтра, завтра...»
Виктор проводил ее до дома, с ее разрешения пошел провожать подругу. Ушел, чтобы никогда больше не вернуться.
Катя шумно захлопнула двери машины и уселась на место.
«Как от нее табачищем несет», – Анна, насколько это было возможно, отодвинулась от своей спутницы и запустила мотор машины.
– Покурила и вроде легче на душе, – сказала женщина, – Я уже и жалею, что поехала с вами. Все равно возвращаться придется.
– Всем нам приходится возвращаться, – задумчиво произнесла Анна. Только несколько секунд назад она не знала, как ей поступить. Голова гудела от мыслей, щемящая боль вонзилась в сердце; теперь она вдруг успокоилась, с любопытством взглянула на темный профиль сидевшей рядом женщины и спросила:
– У вас есть дети?
– Какие дети при таком муже. Я два раза была беременна, так он из меня их кулаком выбил.
– Как это ужасно! – покачала головой Анна: – Вы верите в Бога?
– А кто в Него не верит? Верю, конечно.
– И что же? В церковь ходите?
– А зачем? Я не падшая какая-то, чтобы мне в церковь... Меня за такую жизнь, при таком-то муже, не только люди, но и Бог не осудит. Что я через него только не перенесла. Институт на первом курсе бросила, детей потеряла. Подруг своих – и тех растеряла. Что осталось у меня в жизни? Брошусь под поезд, и то Бог не осудит!
– А в Библии написано, что каждый человек грешен. Только через Христа, через покаяние может он предстать перед лицом всемогущего Бога. А под поезд – не надо, глупо это и страшно.
– Приходили к нам такие, – с усмехнулась Катерина, – так же проповедовали. Так муж их  выгнал. Кричал: «Это вы мне, русскому офицеру, – поповщину?!»  А какой он офицер, уже десять лет, как из армии за пьянку и дебош выперли. Как приспичило, так и со мной, немкой, в Германию поехал. Я надеялась, тут полегче жизнь станет. А он еще хуже пьет. Какой ему Бог? А что грешная я, не знаю... Конечно, при такой-то жизни, кто без греха? Да и подъезжаем мы, кажется... Мне скоро выходить.
– Вот в этом-то, в грехах, все и дело. Не подумайте, я тоже не святая. Без мужа сына воспитываю, выходит – нагуляла. Только через эту веру в Иисуса я жить могу спокойно и счастлива.
– Так что же это у вас за счастье  такое? Я-то, может, с моим пьяным мужиком больше имею, - визгливо расхохоталась Катя. – Хоть и бьет, да свой, мой...
«А твой ли он!» – чуть было не закричала Анна, но вовремя до боли прикусила язык. «Нечем ей больше похвастать, похвалиться, как своим изувером-мужем в пустой и разнесчастной жизни», – подумала она.
В неоновых свечениях ночных фонарей города Н., в который они въехали, свет луны растворился, пропал. И сама луна спряталась где-то за домами. «Вот и закончилась лунная дорога», – устало вздохнула Анна и спросила:
– Вам на какую улицу?
– Мне отсюда не далеко. Я и пешком дойду.
Анна подрулила машину к тротуару, включила в машине свет и сказала:
– Вы, все-таки подумайте, не пора ли вам раскаяться. Жизнь у нас только одна, а без Бога в ней нет ничего хорошего.
– Подумаю, – Катерина отрешенно посмотрела на нее, вылезла из машины и, ссутулившись, поплелась по улице, возле поворота на другую улицу она потопталась, оглянулась и помахала Анне рукой.
Анна еще какое-то время сидела в машине и разглядывала свое лицо в зеркале. «Почему она меня не узнала? Ведь я так мало изменилась». В маленьком кругляшке отражались большие тревожные глаза, моложавое, с щеточками улыбчивых морщинок возле губ лицо. «Может, поэтому и не узнала, что я так мало изменилась». Поворотом ключа Анна завела машину и медленно поехала по улице. Серебристая россыпь звезд над городом плавала в темной колыбели холодной январской ночи. Дома она долго молилась вместе с сыном. Потом Виктор уселся у матери в ногах, чтобы почитать ей вслух свежую газету. Анна, поглаживая черные, как смоль, волосы мальчика, уснула в кресле.

Геннадий ДИК